Немтырь - Страница 17

Утром Янис проснулся бодрым и веселым. Воспоминания и надежды вселили в него уверенность: все будет хорошо, не надо отчаиваться. Сегодня к вечеру или завтра придут отец с братьями. Они будут промышлять пушного зверя, а потом все вместе на лыжах выйдут домой.

Соскочив с нар, растопил печь, поставил греть завтрак. Выскочил в сени, нашел в ящике свечу, зажег на столе в избушке. Янис не стал заправлять керосиновую лампу. Ему не терпелось быстрее подсчитать, когда начнутся большие снега, сколько ждать до выхода из тайги.

Открыв тетрадь, прочитал последнюю запись. Она была сделана три дня назад, четвертого октября. Значит, сегодня седьмое. Немного подумав, написал карандашом: «Ушел поднимать ловушки на первый лепесток. Казан с едой под крышей на полатях. Приду вечером. Октября 7».

Просмотрев старые, сделанные рукой брата Юриса записи, прочитал, что в прошлом году они ушли отсюда 9 ноября, в позапрошлом — 15, еще двумя годами раньше — 4 числа. Эти даты давали приблизительное время выпадения больших снегов, когда становится невозможным ходить по тайге с собакой и приходится вставать на лыжи.

Немного поразмыслив, чтобы напрасно не обнадеживать себя ранними сроками, определился на последних цифрах. Приблизительно пятнадцатого ноября они пойдут отсюда. Два дня пути. Значит, семнадцатого числа он увидит Ингу. До их встречи осталось сорок дней.

Для точного подсчета Янис решил отмечать каждый прожитый день. В тетрадки записывать не стал во избежание лишних расспросов отца и братьев. Решил вырезать на небольшом полене засечки. Нашел возле печки подходящее, не слишком толстое, которое можно было спрятать где-нибудь под крышей. Карандашом по всей длине отметил сорок точек. Тут же вырезал ножом одну из них. Осталось тридцать девять. Довольный вышел на улицу, подтянувшись одной рукой за матицу, запихал «календарь» в щель между досок. Здесь никто не найдет!

После завтрака, быстро собрав котомку, с ружьем на плече вышел на путик. Елка, понимая, что наконец-то началась настоящая охота, чихнув, убежала на поиски добычи. Однако на успех в этот день не было надежды. Ночью грянул мороз. Землю сковало тонкой корочкой льда. Редкие плешины снега превратились в наст и хрустели под ногами с грохотом ломаемых досок. Бегущую собаку было слышно за сотни метров, а шаги человека отдавались эхом на соседнем перевале. Соболь услышит задолго, до того, как они найдут его простывший след.

Двигаясь вдоль верховых кулемок, Янис настраивал их в рабочее состояние. Между двумя горизонтально прибитыми к двум деревьям жердями настораживал челки. Пробираясь к приманке, которой служили недавно пойманные им сеноставки, соболь, колонок или горностай наступали на них. Верхняя жердь падала, мгновенно сдавливая добычу, тяжестью гнета не испортив шкурку. В ловушки хорошо попадались белки. Такой способ промысла считался гуманным. Зверек умирал мгновенно, не ведая что с ним случилось. Сегодня охотнику надо поднять пятьдесят самоловов, на это у него уйдет весь день, управиться бы до вечера.

Когда работал возле пятой ловушки, в стороне залаяла Елка. По визгливому, с перерывами, голосу Янис определил, что собака работает по белке. Оставив на тропе котомку, с ружьем пошел на зов.

Пышнохвостка находилась на невысокой, около десяти метров в высоту, пихте. Не таясь, бегая по веткам, цокая, дразнила собаку. Понимала, что та не может подняться наверх, поэтому чувствовала себя в безопасности. Увидев охотника, сжалась в комочек, замерла, ожидая, что будет дальше.

Скрываясь за стволами деревьев, Янис подошел к ней на близкое расстояние. Мог хорошо рассмотреть ее, определить качество меха. Белка была недостаточно выходной (выкуневшей), об этом говорили короткие кисточки на ее ушах, куцый хвост и практически голые лапки. Теплая, без морозов осень задерживала линьку пушных зверьков. Начинать промысел было бессмысленно, голую шкурку не примет заготовитель. Надо подождать еще несколько дней.

Отозвал собаку, вернулся на путик. Елка, какое-то расстояние бежавшая рядом, опять залаяла, теперь в другой стороне. Не теряя времени, хозяин не пошел к ней, знал, что она облаивает другую белку. Насторожив ловушку, пошел дальше. Лайка, не дождавшись его, скоро бросила пышнохвостку, нашла третью.

Так они и шли параллельно друг другу. Янис поднимал кулемки, Елка облаивала неподалеку белок. К обеду сбился со счету, столько раз она звала к себе. Если бы в этот день он их отстреливал, к вечеру мог добыть не меньше двух десятков.

День прошел как обычно. Сделав по тайге круг, к вечеру Янис вернулся к зимовью, насторожил все имевшиеся на путике ловушки. Уставший, проголодавшийся, но довольный результатом, присел на чурку у пустой избы, долго не мог войти в нее. Не хотелось. Набегавшись по тайге, Елка прилегла рядом, приводя себя в порядок.

— Как ты думаешь, почему они не идут? — в раздумье спросил он и вздрогнул от неприятного ощущения.

Внутри, в голове и к ушам от собственных слов пронеслись нервные, болевые разряды. Так бывает, когда пребывая в одиночестве, человек долго молчит. Отец советовал сынам:

— Будете в тайге одни — разговаривайте с собаками, иначе разучитесь говорить.

Настроения не было. Растопив печь, не поужинав, Янис завалился под одеяло на нары, проспал до утра.

Все последующие дни, пока настораживал ловушки, были однообразными. Просыпаясь утром, грел завтрак, ел и кормил собаку, вырезал на полене зарубку, делал в тетрадке запись и уходил в тайгу. Там старался задержаться как можно дольше, возвращался в зимовье в сумерках, быстро ужинал и ложился спать. Утром все повторялось заново.